Поворот к лучшему - Страница 95

— Боже, Луиза, вам правда надо расслабиться.

Луиза нацепила растянутый спортивный костюм и вышла на улицу. Она по-прежнему злилась на Хэмиша — теперь он готовил завтрак на ее кухне, будто у себя дома. А кофе у него получился на удивление приличный. Арчи понятия не имел, как сделать кофе, разве что растворимый. Интересно, Хэмиш и своей матери кофе варит? Здорово, когда есть кто-то, кто делает для тебя такие вещи. Может быть, у себя дома он был таким же замкнутым и неловким, как Арчи у себя, и наоборот, когда Арчи приходил к Хэмишу, он расхаживал по комнатам, словно маленький лорд Фаунтлерой, и говорил матери Хэмиша: «Не желаете ли еще чая, миссис Сандерс?» Нет, у нее слишком разыгралась фантазия.

Она встала на тротуаре через дорогу и мелкими глотками пила кофе, изучая свой дом на предмет погрешностей в кирпичной кладке.

Из дома послышался сигнал ее мобильника.

— Трещина приличная, — произнес чей-то голос.

Она обернулась и увидела соседа, открывавшего машину. Он кивнул в сторону ее двери и уселся на водительское сиденье, за ним в салон набилось его семейство. Луиза тут же поменяла точку обзора и, посмотрев вверх, увидела ступенчатую трещину, ползущую вниз по кирпичной кладке над крыльцом. «Сейчас я как дуну, как плюну, и весь ваш дом разлетится». В сказке злой волк не смог сдуть кирпичный домик, который построил умный поросенок. К сожалению, дом Луизы строил не умный поросенок. Ее дом построил Грэм Хэттер — серый страшный волк собственной персоной. Как там говорила Джессика? «Просадка фундамента или вроде того».

— Блядь, — сказала она.

Сосед поморщился. Он был типа христианином, у него на машине была наклейка в виде рыбы с надписью «Иисус», и она сильно уронила полицию в его глазах. По утрам на неделе он возил детей в школу, по утрам в субботу — на плавание, по утрам в воскресенье — в церковь. Мистер Традиционность. Ванильная семейка. Она их ненавидела.

— Блядь, — сказала она, чтобы еще раз увидеть его гримасу. — Блядь, блядь, блядь.

Он умчался прочь, взметнув облако негодования.

В дверях появился Хэмиш с ее телефоном в вытянутой руке:

— Вам звонит какой-то джентльмен.

Иногда его манеры чересчур отдавали голубизной, так может, он вовсе не такой разнузданный «гетеро», каким прикидывается? Смогла бы она заявить коллегам в Корсторфине: «Мой сын — гей»? Сказать громко и гордо. Почему-то она никак не могла представить себе подобного разговора. Четырнадцать, напомнила она себе, они еще дети, они понятия не имеют, кто они и что они. Она перешла дорогу и выхватила у Хэмиша телефон.

— Да? — бросила Луиза в трубку и тут же об этом пожалела, потому что это был Джексон Броуди, а потом она нагрубила ему еще больше, наказывая его за испытанное ею от звука его голоса удовольствие.

— Я просто хотел спросить, слова «Реальные дома для реальных людей» что-нибудь для вас значат?

— Что?

— Реальные дома для…

— Я слышала. Продолжаете вынюхивать, да? «Реальные дома для реальных людей» — это слоган «Жилья от Хэттера», их головной офис в Эдинбурге, семейный бизнес. Грэм Хэттер — большая шишка в Шотландии, бизнесмен-миллионер и так далее. Я живу в доме от Хэттера. Это груда дерьма. Мой дом грызут белки.

Она дождалась, пока Арчи с Хэмишем развалятся в гостиной с завтраком и Эм-ти-ви, глухие ко всему за пределами собственного идиотского мирка, и проскользнула в комнату сына. Ударила по клавише пробела на клавиатуре задремавшего компьютера, и на экране возникла страница текста. Она прокрутила текст вниз и прочла: «Знаешь, Берти, всегда помни, что богатые люди — не такие, как мы».

«Знаю, мисс. У них больше денег». Рассказ или роман. Арчи пишет роман? Ага, а на горе рак свистит. Даже если бы Арчи писал роман, то в нем была бы гибель мира от рук киберроботов, разбавленная щедрой порцией податливых секс-кукол. Она зашла в «Мои документы». Роман был на компакт-диске. Точно не Арчи, кроме него, на диске была переписка Алекса Блейка, судя по всему отвечающего на письма поклонников. Еще переписка с того же адреса от Мартина Кэннинга. И несколько глав рукописи — романа — под названием «Смерть на Черном острове». Вот что Арчи с Хэмишем читали вслух вчера вечером. «Знаешь, Берти, по-моему, тут все сложнее, чем кажется на первый взгляд».

И тут ее осенило: Алекс Блейк — ведь так зовут того парня, в доме которого убили Ричарда Моута. Его настоящее имя Мартин Кэннинг — или наоборот? Ее сын, ее безобидный сын незаконно присвоил то, что могло взяться только с места преступления. Что еще они натворили? На месте ее желудка вдруг образовалась зияющая пустота.

39

Глория придавала утреннему пламени в садовой жаровне символическое значение — погребальный костер для старой Глории (жены Грэма) и факел будущего для Глории новой (его вдовы). Она представляла себя восстающей из пепла, как феникс, и была разочарована, что ее гардероб горел так скромно, пусть это была всего пара вечерних платьев — дорогих, от известных модельеров, которые она надевала на корпоративные приемы с танцами. Глория с неловкостью представила себя во всех тех бальных залах, где перебывала за последние тридцать девять лет, как она вышагивает нетвердой походкой, овца овцой, тело затянуто в сверкающий панцирь расшитого стеклярусом платья, а маленькие ступни («поросячьи копытца», как их называл Грэм) затолканы в неудобные туфли.

Потому что скоро он будет мертв, она была в этом уверена. Мертв, как птица додо. Мертв, как баранина в магазине. Мертв, как гвоздь в притолоке. Почему именно в притолоке? Чем это гвоздь в притолоке мертвее всего остального? (Сама притолока, например, разве она не мертва?) Для прилагательного «мертвый» есть степени сравнения? Может ли что-то быть мертвее другого? Грэм будет мертвее Глории. Он будет мертв в превосходной степени. Глории понадобилась целая жизнь, чтобы понять, насколько Грэм был ей неприятен.