Поворот к лучшему - Страница 27

Мартин, как водится, легко обзавелся нежеланным попутчиком — тот приклеился к нему в зале отлета и больше уже не отходил ни на шаг. Бакалейщик на пенсии из Сайренсестера, не успев представиться, заявил Мартину, что у него последняя стадия рака и поездка в Петербург — один из пунктов списка «успеть до смерти».

Если верить брошюре, им предстояло жить в «одном из лучших туристических отелей города», и Мартин сразу решил, что «туристический отель» в переводе с русского означает безликую бетонную многоэтажку советской постройки, с бесконечными одинаковыми коридорами и отвратительной кормежкой. В путеводителе, который он изучал перед отъездом, были фотографии интерьеров «Астории» и Гранд-отеля «Европа», благоухавших роскошью добольшевистского декаданса. В его же отеле номера больше походили на коробки для обуви. Однако даже этот коробочный номер оказался с подселением. В первую же ночь, встав в туалет, Мартин едва не раздавил пасущегося на прикроватном коврике таракана. Кроме того, в отеле шла стройка, казалось, что его сносят и отстраивают одновременно. По лесам сновали мужчины и женщины — защитного снаряжения на рабочих он не заметил. Все тонким слоем покрывала бетонная пыль. Номер был на седьмом этаже. Когда в первое утро Мартин открыл шторы, он обнаружил за окном двух женщин средних лет — на головах у них были косынки, а в руках — инструменты.

Убогость номера скрашивал вид из окна — простор Невы в обрамлении Зимнего дворца — классический вид, подобно Венеции со стороны лагуны. Прямо напротив стояла на якоре «Аврора». «„Аврора!“ — воскликнул он за завтраком, обращаясь к умирающему бакалейщику. — Она дала залп, послуживший сигналом к началу революции», — добавил Мартин, поймав пустой взгляд бакалейщика.

Весь первый день они ходили по церквям, покорно следуя за своим гидом Марией в Казанский собор, Исаакиевский собор, Спас на Крови, собор Святых Петра и Павла («Здесь похоронены наши цари», — гордо объявила Мария, словно коммунизма никогда и в помине не было).

— Вам тут небось нравится, — сказал бакалейщик; они остановились пообедать в месте, напомнившем Мартину школьную столовую, с той лишь разницей, что здесь явно поощрялось курение. — Вы ведь человек религиозный и все такое.

— Нет, — возразил Мартин уже не в первый раз, — я преподаю историю религии. Это не значит, что я религиозен.

— Значит, учите тому, во что сами не верите? — спросил умирающий бакалейщик с неожиданной агрессивностью.

Перед лицом смерти он обрел высокие моральные устои. А может, они всегда у него были.

— Нет, да нет, — сказал Мартин.

Дискуссию осложняло то, что он притворялся учителем, хотя уже семь лет не переступал школьного порога. Ему не хотелось рассказывать, что он писатель, и все пять дней ходить с этим клеймом, заранее зная, какие вопросы ему будут задавать, и понимая, что спрятаться некуда. В самолете один парень из их группы, сидевший через проход от Мартина, читал «Заповедного оленя» — второй роман из цикла о Нине Райли. Мартина так и подмывало невзначай поинтересоваться, нравится ли ему книга, но возможный ответ — скорее «Дерьмо полное», а не «Отличная книга, рекомендую!» — пугал его.

Мартин бросил отстаивать свою нерелигиозность перед бакалейщиком, потому что тот как-никак умирал и, возможно, вера — единственное, что держало его на плаву, — вера и список оставшихся дел. Идея со списком Мартину не нравилась, ведь когда из него будет вычеркнут последний пункт, останется только умереть. Или, может, смерть и есть последний пункт.

Возвращаясь с обеда по каналу, вьющемуся в переулке, к очередной церкви, они прошли мимо деревянного рекламного щита на тротуаре, гласившего: «Петербургские невесты — зайдите познакомиться». Кое-кто хихикнул, а бакалейщик, вознамерившийся одолевать Мартина до самой таки смерти, заявил: «Знаем мы этих невест».

«Ритор любит мед, но ест лобстера». Восемь букв. «Термидор».

Мартин почувствовал укол совести. Он заходил на такие сайты в интернете. Подумывал о том, чтобы купить невесту (потому что — от правды не скроешься — он не мог заполучить ее даром). Поначалу он надеялся, что успех добавит ему привлекательности в глазах женщин, что он сможет позаимствовать харизму у своего альтер эго, интересного мужчины Алекса Блейка. Но ничего не произошло. Определенно, он носил на себе печать неприкасаемых. Он был из тех, кто на вечеринках моет бокалы на кухне. «Мартин, ты как будто бесполый», — сказала одна девушка, наверняка считая, что очень ему помогла.

Если бы существовал сайт, предлагающий «старомодных британских невест (но не таких, как ваша мать)», Мартин наверняка на нем зарегистрировался бы, но такого сайта не было, поэтому сначала он посмотрел невест из Таиланда («миниатюрные, сексуальные, внимательные, любящие, покладистые»), но сама идея показалась ему липкой. Несколько месяцев назад в «Джон-Льюисе» ему повстречалась подобная пара: отталкивающего вида толстяк средних лет с повисшей у него на руке крошечной юной красавицей, которая улыбалась ему, словно божеству. Окружающие глазели на них и сразу всё понимали. Она была точно как те девушки в интернете — маленькая и беззащитная, совсем ребенок. Его затошнило, как если бы он наткнулся на порносайт. Мартин бы скорее умер, чем стал смотреть порно в Сети, — во-первых, он боялся, что эти сайты отслеживает полиция, и стоит ему кликнуть на «горячих телок» или «заходи-кончай», как тут же примчатся копы, высадят дверь и арестуют его. Он испытывал такой же ужас при мысли о том, чтобы купить прессу с верхней полки в журнальном киоске. Он знал (такая уж карма), что, положи он журнал на прилавок, кассирша (это обязательно будет женщина) гаркнет менеджеру: «Почем у нас „Большие титьки“?» А закажи он что-нибудь этакое по почте, компромат выпадет из упаковки, не успев перейти из рук почтальона в его собственные, и, конечно же, в этот момент мимо пройдут викарий, старушка и ребенок. «Гуннов нет, но есть писатель». Восемь букв. «Воннегут».